Перейти на главную страницу

Сказки и рассказы
Светланы Щелкуновой
Ключи от ящика
Смерть чайника
Шазам-Алказам
Он
Дорогуша
Почтенное семейство
Одиночество
Идиот

Светлана Щелкунова

г.Санкт-Петербург
сайт: kvadrobok.narod.ru
e-mail: kvadrobok@narod.ru
 

Он


Новорожденный кричать отказывался. Суровая акушерка озабоченно шлепнула по узкой мокрой спинке, в ответ младенец уставился на нее так, что та охнула, чуть не выронив ценную ношу. Шустрый доктор помог поймать малыша, шепнув сквозь повязку: "Бл..дура!" Новорожденный вращал еще потусторонними глазами. Свекольное личико, помятое вследствие тяжелого перелета, выражало крайнее изумление: "К чему все это? Зачем яркий свет, стены и женщина, что прижимает его к потной рубахе?" Когда в палате та самая женщина пыталась пристроить его к груди, младенец, игнорируя попытки, упорно продолжал изучать потолок и, до мельчайших подробностей, пестрое, в паутинке полопавшихся сосудов, лицо родительницы. Словно искал что-то более важное, чем потолок и лицо. Не найдя, зашелся обиженным писклявым криком. На предлагаемый сосок пялился с отвращением, и лишь после долгих уговоров изголодавшегося желудка, нехотя принялся за работу.

Дома родители осмотрели первенца и заподозрили, что в нем явно чего-то не хватает. Наверняка, их надули в роддоме и подсунули брак. Новообращенный папаша притащил анатомический атлас. Сверяясь по атласу, как по карте местности, родители произвели досмотр. Две ручонки со сжатыми кулачками, две ножки, розовые пятки, пухлый живот с зеленым пупком, намек на будущую шею, чуть вытянутая голова с забавным пушком на темечке, два удивленных глаза, нос и рот. С особой тщательностью родитель оглядел еще некоторые прилагающиеся к мальчику детали и пришел к выводу, что их не надули и все в порядке. Атлас отправился на полку. Но в ребенке все же явно чего-то не хватало. Похоже, что и сам он был такого мнения. Серьезно кряхтел в кроватке с голубыми мишками, пытаясь вспомнить, что же он забыл получить там, в небытии?…

Вскоре продвинутые родители привыкли к некоторым странностям первенца и нарекли ребеночка диковинным именем Он. Другие имена к нему просто не прилипали. Малыш Он рос тщедушным и болезненным, поминутно подхватывая то пневмонию, то отит. Мамаша, не жалея средств, приглашала к болящему светил. Светила, шевеля усами и глубинными карманами, склонялись над хрипящим малышом и огорченно разводили тщательно вымытыми руками. Но вопреки прогнозам, мальчонка каждый раз выживал. Мамаша, как водится, в болезнях сына винила себя и в порыве родительских чувств раскрывала ему душные объятия. Нехотя отрываясь от грузовика с солдатиками, которых он беспрестанно то расставлял, то сваливал в кучу, мальчик подходил к матери, чмокал в щечку и тут же возвращался к своим занятиям, давая понять, что лимит любви на сегодня исчерпан.

В детском саду, избегая сопливого общества сверстников, подолгу сиживал на горшке, в глубокой задумчивости, морща от напряжения лоб. Как-то набожная нянечка погладила Она по голове и пожалела: "И в чем только душа держится!" "А душа это как?"- полюбопытствовал Он. На что нянечка с готовностью выложила сидящему на горшке всю накопившуюся за пятьдесят лет информацию о божественной природе души. Вечером Он поинтересовался у родителей, есть ли у него душа.

- Вот, не хватало еще в нашей семейке попов, - пробурчал папаша атеист.

Мамаша не была столь категорична:

- Конечно, есть, зайчик, и у тебя, и у меня, и у папы!

- А у рыбки? - не унимался Он.

- И у рыбки, - обняла его родительница и на следующий день купила превосходную детскую библию с глянцевыми картинками. Но Ону было не до библий. Мальчик разглядывал лежащие на ладони трупики гуппий, умерших по непонятной причине в тот день. Сосредоточенно ковырял их розовым ногтем, словно пытаясь заглянуть внутрь.

В школе малыша Она называли исключительно по фамилии Кауз, доставшейся от малоизвестных берлинских предков. Учителя терялись, можно ли изменять по падежам имя Он, и как правильно будет сказать "Оном гордится школа" или "Им гордится школа"? Особенно легко давались Ону точные науки, но и с науками чувственными: литературой, историей мальчик научился справляться. Из языков Он уважал немецкий, виноваты, наверное, в этом были все те же берлинские предки, и скоро стал называть мамашу - муттер, а папашу - фаттер. Шахматная карьера Она Кауза развивалась стремительно, но чемпионом города мальчик не стал, не хватило азарта и страсти. Он был лишен и того и другого. Не играл с одноклассниками ни "в паука", ни "в фишки". Компьютерные игры его не привлекали, так же, как и девочки. Он не понимал, что за удовольствие дергать за косичку девчонку, чтобы потом отбиваться от острых кулачков, или подставлять зеркальце под короткую юбку, пытаясь угадать, какие сегодня трусики на Олечке и Машке?! Позднее продолжал не понимать, зачем нужно, сидя на последнем ряду в кинотеатре, вместо просмотра супербоевика, за который заплачены деньги, слюнявить мокрым ртом такой же мокрый рот девчонки из параллельного. Просматривая порносайт, случайно обнаруженный в компе у фаттера, не краснел, дышал ровно и продолжал недоумевать.

Блестяще закончив школу, Он поступил в первый указанный фаттером ВУЗ, не смотря на протесты муттер и слезные просьбы выбирать только то, что душе угодно. Пока одуревшие от учебы сокурсники шлялись по кабакам и бабам, а некоторые даже обзаводились семейством, Он протирал джинсы в читальном зале, прилежно конспектируя и чертя. На последнем курсе изрядно рассердившийся Амур все же задел Она тонкой стрелой.

Хорошенькая сокурсница Асенька давно положила глаз на умного долговязого паренька, раздавала авансы, но все безуспешно. Млея от его загадочности и непохожести на других озабоченных сверстников, Асенька втрескалась по уши. Внезапно съехала на тройки и попросила куратора прикрепить к ней отличника Она Кауза. Теперь они подолгу просиживали в читальном зале, юноша терпеливо объяснял материал, не замечая, как неподражаемо закидывала она ногу за ногу, поминутно слизывая с губ призывную помаду. После того, как закончился третий флакончик дорогущей французской помады, Асенька уже совсем было отчаялась, но однажды рука Она как бы случайно оказалась на ее безупречной коленке. Воодушевившись, девушка наклонилась и горячо прошептала Ону в самое ухо, что страдает аллергией на библиотечную пыль. Недоумевая, Он привел Асеньку домой. Муттер и фаттер так обрадовались появлению в жизни сына хорошенькой девушки, что вместо "добро пожаловать!" со вздохом выплеснули "ну! наконец-то!".

Асенька зачастила в их дом, за обедом кушала как птичка, вежливо отвечала на вопросы муттер, улыбалась фаттеру, но ей пришлось немало потрудиться, чтобы добиться желаемого. Когда природа взяла-таки свое, девушка еще больше утвердилась во мнении, что ее возлюбленный не такой, как другие. Минуя все известные прелюдии, объяснения в любви и прочее, Он сразу преступил к процессу, словно добросовестно выполняя какие-то невидимые инструкции. Асенька приняла это за сдерживаемую страсть, а недоумение на лице любимого за выражение блаженства и умилилась. Лежа на диване, девушка бормотала Ону что-то невнятно-нежное с его же плеча. Он терпеливо сносил неудобство. Положа руку на сердце, которое билось все еще учащенно, Он признался сам себе, что такие упражнения не лишены приятности и, наверное, полезны для организма.

Асенька приходила к Ону еще какое-то время, чтобы поупражняться в знаниях, но вскоре увлеклась одним известным художником и пропала. Он поразмышлял об этом некоторое время, что, впрочем, не помешало ему блестяще закончить институт. "Муттер, фаттер, я в Армию пойду!"- огорошил Он бедных родителей. "Какой ужас!"- испугался фаттер. "Это из-за Аськи!" - всплакнула муттер. Странное решение было принято вовсе не из-за Аськи, про которую Он начал забывать. Юноше показалось, что он прекрасно пришелся бы к Армии, беспрекословно выполняя приказы командиров, постреливая в какой-нибудь горячей точке. Но Армии Он не приглянулся отчасти благодаря астме и слабому зрению, отчасти тайным стараниям фаттера. Ни капли не расстроившись, Он попал в один приличный НИИ, где через пару лет стал небольшим начальником с потрясающими перспективами роста. Конечно, Он мог бы продвигаться еще быстрее, но был начисто лишен зависти, честолюбия и других дружественных карьере качеств.

Зато однажды на улице повстречал ту самую Асеньку, хотя, конечно, девушка сильно изменилась, она успела не только разлюбить художника, но и дважды побывать замужем. Асенька ахнула, решительно взяла Она за руку и привела к себе домой. Он остался на ночь, а потом на всю жизнь, обрадовав своим поступком муттер и фаттер. Он Каузер старательно приносил домой зарплату, по вечерам смотрел телевизор и так же старательно совокуплялся с женой. Иногда, по ночам, Асенька, не застав супруга в постели, обнаруживала его в темной кухне у окошка, где тот пытал небо молчаливыми вопросами. "Все-таки он у меня особенный!- восхищалась Асенька, подглядывая за мужем и не смея отрывать его от неба, - Наверное, думает сейчас о чем-нибудь космическом, о вселенной, о чем я даже и представить себе не могу! Страшно!" Но по настоящему стало страшно, когда она разок все же окликнула мужа. Он повернул к супруге мертвенно-бледное лицо с пустыми глазами, и Асенька охнула, совсем как акушерка, что помогла появиться ему на свет. Асенька была женщиной умной, никому не рассказывала про это, продолжая жить, как и раньше, окончательно решив, что муж - инопланетянин.

После рождения сына Коленьки, Он разглядел, наконец, смысл любовных утех, а то, что хоть раз обретало смысл, становилось важным. Хотя отец и не выказывал к младенцу никаких чувств, зато добросовестно возился с малышом, менял памперсы и даже убаюкивал на руках, распевая всегда одну и ту же песню:

Раз, два, три, четыре.
Что за сыч у нас в квартире,
Черный филин во дворе
Спать мешает детворе.
Очи круглые глядят.
Не пугай моих ребят.
Я тебя прогоню.
Баю-баюшки-баю…

А через год случились близняшки Ника и Вика. Слегка оторопев, Он стал приносить еще больше денег. Ася подозревала, что неожиданные деньги добываются не совсем честно, но не хотела знать как. Матери троих детей не пристало спрашивать о пустяках. И потом она полностью полагалась на здравый смысл супруга. А здравого смысла было предостаточно. Дозиметр для зубной пасты, тапочки всегда слева от кровати, по выходным с 12 до 14 прогулка с детьми, с 18 до 20 спокойные игры и чтение. Асенька гордилась мужем, хотя и плакала потихоньку в подушку, когда тот разговаривал с небом. Она даже стала ходить в церковь и уговаривала Она покреститься. "Зачем?" - спрашивал Он спокойно, и неискушенная в этих делах супруга терялась с ответом.

После рождения крохотного Макара, Асенька тяжело заболела. Потребовалось еще больше денег. Тогда Он, который к тому времени поменял работу, и был теперь почти главным начальником в филиале германской фирмы, в моросливый серый день взял из сейфа приличную сумму. Коллега по работе, называвший себя Другом, заподозрил неладное, очень переживал и как-то наедине уличил Она в воровстве. Тот ничего не возразил и ушел домой. Ночью, лежа на раскладушке (больная Асенька спала рядом с малышом), Он породил холодный и четкий план. Сосредоточенно сопел, уставившись в потолок, представляя, как и чем убьет друга и каким образом вынесет тело. Через сутки Друг пропал, и никто больше о нем ничего не слышал. Он не обрадовался и не огорчился. Благодаря украденной сумме и повышению семья перестала бедствовать. Но везло недолго, внезапно заболел Макар. Малыш постоянно кашлял и задыхался, синея.

Как-то вечером, пока Асенька спала, Он дежурил, покачивая сына и напевая:

Раз, два, три, четыре.
Что за сыч у нас в квартире.
Черный филин во дворе….

Проснувшись, жена послала Она за лекарством в дежурную аптеку через дорогу. Он послушно отправился на улицу, в тренировочных штанах и тапочках. Переходя дорогу, был сбит серебристым "мерседесом", решительно вырулившим из-за угла. "Скорая" приехала быстро, больница оказалась рядом, но Он все равно умер, так и не очнувшись. Ангелы, спустившиеся из райских кущ и Безобразные, те, что с рогами, столпились в операционной. В наступившей тишине слышны были только звяканье убираемых инструментов да трепет ангельских крыльев. Ангелы и те, которые Напротив, с нетерпением ожидали, когда же душа покинет тело?! Рогатые вели себя дерзко, почесывая черные подмышки, отпускали сальные шуточки. Они, как водится, были уверены, что душа уже является их собственностью. Но Пресветлые не спешили улетать, потому что всегда остается надежда. Душа не появилась. И те, и другие обступили тело, трясли его, даже проникли внутрь, заглянув в пятки, чтобы проверить, не упала ли душа туда, не застряла ли где. И каково же было их удивление, когда она так и не нашлась. "Нету, нету," - зашептали в страхе Ангелы. "Не-е-ету, не-е-ету," - заблеяли рогатые, в ужасе отпрянув, наступая друг другу на копытца. По непостижимому божьему промыслу, души в теле Она не было, даже намека, даже частички. Понурые Ангелы притихли в растерянности. И тут сначала они, а потом уж и Черные услышали плач. То плакала у себя дома Асенька, не зная еще, что Он умер, плакала от бессилия перед болезнью Макара, и некому было ее утешить.

Итак, решено! Он получил чистую, прозрачную, как весенний воздух душу и отсрочку от смерти на двадцать четыре часа. Незримые Ангелы вывели Она в незапятнанной кровью футболке, на больничное крыльцо. Небо протяжно дышало, щедро позвякивая колючими звездами. От кустов сирени тянулся бесподобный аромат. Он Кауз перешел злополучную дорогу, поднялся домой, помылся в душе и на цыпочках прокрался в комнату, которую они называли спальней. Асенька дремала, прижимая к себе уставшего Макара. Он осторожно уселся на краешек кровати, утратив дыхание. Асенька со спутанными волосами, заострившимся подбородком и вздрагивающий сморщенный младенчик показались ему чудесными. Жена проснулась, Он обнял ее с горячей поспешностью, осторожно, словно боясь сломать. Асенька ни о чем не спрашивала, Он ничего ей не рассказывал. Супруги, обнявшись, шептались всю ночь о разных пустяках. Небо звездным шлейфом вползало в раскрытое окно, занавеска танцевала на ветру танго, впуская вместе с небом в комнату аромат сирени.

Утром Он сбегал за лекарством, перецеловал детей, заглядывая каждому подолгу в глаза. Ему многое нужно было успеть в этот день. Нет, Он не помнил о двадцати четырех часах, хотя может быть, там, на больничном крыльце, кто-то из милосердных ангелов, скорее всего, тот, что шел справа, и шепнул ему что-нибудь на ухо. Он посетил родителей. Муттер и фаттер удивились внеурочному визиту сына и его странноватому поведению. Он расспрашивал, листал альбомы с фотографиями, то смеялся, то затихал, глядя в них. Не раз поцеловал муттер и даже обнял фаттера, звал их в гости и спросил напоследок, куда подевались его оловянные солдатики. От родителей вышел умиротворенный и растроганный. Вдруг им овладело непреодолимое, мучительное чувство. Во дворе родительского дома притормозил здоровенный BMW, отец семейства принялся высаживать жену и двух деток в ярких гламурных комбинезончиках. Женщина перебирала изящными ножками, сжимая в холеных ручках крохотную сумочку. Он вспомнил распухшие ноги Асеньки, синюшного Макара и познакомился с завистью. Он завидовал BMWэшному семейству, завидовал накрашенным гогочущим мамашам на скамейках, обсуждающим очередной сериал, пока их здоровые чада важно восседали в песочницах. Завидовал упитанной кошке, что лениво наблюдала за воробьями в луже.

Поэтому, проходя мимо казино, решил завернуть туда, чтобы попытать счастья. Счастье с подозрительной готовностью улыбнулось ему. Он жадно выигрывал, еще и еще, и никак не мог остановиться. Наверное, потом он проиграл бы все, если бы кто-то невидимый не схватил его за руку.

Он вовремя выскочил и, мучимый угрызениями совести, направился к старенькой матери пропавшего и убитого не им Друга. Мать плохо видела, но вспомнила Она, заулыбалась, тряся головой, жаловалась на здоровье и судьбу. Он зачем-то признался, что когда-то хотел убить ее сына, оставил на столе часть денег и выбежал на улицу. Уставший от нахлынувших чувств, буквально свалился на скамейку в парке. Рядом целовалась до одури молодая парочка. Вспоминая хрупкую больную Асеньку, Он страстно захотел обнять чье-нибудь молодое крепкое тело. Телефон неизвестной ему Надин по мистической случайности возник из ниоткуда в записной книжке. Еле дотерпев до кровати, с остервенением, даже со злостью накинулся на незнакомую девицу. Та решила, что Он капитан дальнего плавания или подводник…

Дома, вымаливая у Асеньки прощение, Он целовал ее руки, пахнущие лекарством и детским кремом, и трясся от отчаяния, с отвращением вспоминая содеянное. Асенька простила и, баюкая на коленях покаянную голову Она, улыбалась.

Служба уже почти заканчивалась, когда Он ступил на порог храма. "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…." - затянули певчие. Вращая головой из стороны в сторону, Он купил длинную янтарную свечку, долго мял ее в руках, не решаясь поставить. Свеча таяла, изгибаясь под теплыми пальцами. Заслушавшись, Он забыл о ней. Решил подойти поближе к тому месту, где поп в золотой рясе важно и степенно благословлял молящихся крестом, и оказался возле иконы Божией Матери с младенчиком Иисусом. Чем-то родным и знакомым повеяло от старой иконы с трещинками - морщинками на вечно молодом лице. Он стоял возле нее и не мог оторваться. Божья Матерь была здесь похожа на его Асеньку, ту самую Асеньку, которую он оставил час назад. Матерь, так же как и его жена, держала младенчика на правой руке. Она не улыбалась, а просто светилась изнутри, в ее печальных глазах читалось то же прощение, что и у Асеньки. Повинуясь внутреннему порыву, Он упал на колени и заплакал. А служба тем временем закончилась. Сердобольная старушка, что гасила лампадки, зашептала на ухо: "Не убивайся так, милый, грех это! Лучше вон свечку поставь. Гляди- ка - растаяла!" Он очнулся и, вспомнив, шепнул старушке:

- Я креститься хочу!

- Ох, да ты к батюшке подойди, к отцу Владимиру, поговори с ним.

Поп снял золотую одежду, на черном фоне молодое бородатое лицо выглядело ослепительно белым.

- Я креститься хочу! - жалобно попросил у батюшки Он.

- Завтра, завтра, после двенадцати приходите!- отец Владимир помогал мальчику складывать в портфель книжки. По тому, как ласково смотрел поп на ребенка, было ясно, мальчик - его сын.

- Только завтра?! - расстроился Он так искренне, что отец Владимир посмотрел на него ласково, так же, как и на сына:

- После службы. Сегодня нельзя. А вы, верно, впервые в храме?

- Да… Я… впервые.

- Не смущайтесь, - кротко успокоил поп, - Вы пришли, и это хорошо! А насчет крещения

не расстраивайтесь. Господь столько лет ждал Вашего прихода, а Вам только до утра дотерпеть! Вы пока книжку почитайте! Дай-ка, Алеша, - батюшка открыл портфель и, протянув Ону небольшую книжицу, улыбнулся. Он улыбнулся в ответ и спросил напоследок, указывая на полюбившийся образ:

- Она тоже меня ждала?

- А как же! Она всегда ждет! - удивился поп.

"Я так и знал!" - подумал Он, выходя из церквушки.

Дома Он начал было читать книжку. Там говорилось о душе, о раскаянии, о разбойнике и блуднице, которых простил Бог. Из спальни позвала Асенька. Макар устало хныкал, прозрачное личико с голубоватыми бугорками век походило на крохотную жалобную планету. Жена испуганно попросила:

- Сходи за лекарством. Доктор новое прописал.

Он заметался, подхватил рецепт:

- Я мигом. Сейчас. Подожди пять минут.

Оглянулся. Асенька, склоняясь над притихшей планетой, успокоила:

- Ничего. Не беги. Кризис миновал вчера. Ничего страшного. Просто это нужно дать сегодня.

Он махнул рукой. Прыгнул в ночную улицу, в чем был, в тапочках и трениках….

Его не успели довезти до больницы. "Нет, ну, надо же так!"- огорченный доктор, молоденький, как давеча отец Владимир, в сердцах стукнул по стенке "скорой". Он пожалел доктора и пожилую медсестру, которая, вздохнув, привычным жестом прикрыла бывшие глаза его, навсегда прекратив их изумление. Вспомнив, что сутки закончились, не сердился на то, что они закончились так быстро. Жалел жену и ребятишек, но какой-то из ангелов, кажется тот, который справа, шепнул, что не оставит Асеньку, и очень скоро она будет счастлива. Он поверил и успокоился. Еще пожалел, что не попрощался, как следует, с родителями и не покрестился. Но не боялся. Душа уже спешила туда, где ждала Та, которая ждет всех, даже тех, кто так и не успел покреститься, потому что не успел дожить до утра.

Светлана Щелкунова, СПб, kvadrobok.narod.ru



Используются технологии uCoz